Россия отличается удивительным этническим и конфессиональным разнообразием. На протяжении всей её истории сохранение этнической и конфессиональной терпимости в повседневной жизни являлось важным условием развития тесных культурных взаимоотношений. Однако это было не всегда. Известно, что в дореволюционное время власти периодически насаждали православную веру среди иноверных подданных, христианские и нехристианские конфессии занимали разное правовое положение. Всё это не могло не сказываться на отношениях между православным населением с представителями других вероисповеданий. В предлагаемой статье рассматриваются конфессиональные представления татар-мусульман Симбирской губернии о православной вере, православном населении, отношение к православной церкви и место всех этих воззрений в контактах с православными христианами.

Как свидетельствуют разнообразные сведения второй половины XIX - начала XX вв. татары-мусульмане противопоставляли себя окружающему православному населению по конфессиональному признаку. При этом православные русские воспринимались, как неверные, гяуры. В 1882 г., священник Е.А. Малов писал по этому поводу, что татары-мусульмане считают: "Кто без нужды надевает на свою голову шапку неверного (русского), тот и сам делается неверным". [1] В начале XX в. священник М. села Р. Симбирской губернии в беседе с С.В. Чичериной рассказывал ей, как "весной двое здешних пильщика были в С. и прибежали назад домой, не докончив работы, потому что С-ские татары говорили, а за ними и отатарившиеся чуваши повторяли, что японцы уже не далеко (имеется в виду Русско-японская война 1904-1905 гг. - А.К.) и что скоро наступит время расправиться с гяурами". [2]

Во время поездки С.В. Чичериной по губерниям Среднего Поволжья, один грамотный татарин-мусульманин как-то сказал ей: "Искренних магометан никогда нельзя было обратить в христианство, потому что они имеют прекрасную религию, которая не хуже христианства. Для народа ислам даже понятнее". [3] Больше того, всё то, что отличало татар от других народов Поволжья, всё то, что составляло специфику их истории, быта, духовного облика - происхождение, моральные качества, религия - являлись предметом национальной гордости, [4] были основой их чувства собственного достоинства. Выражаясь словами симбирского краеведа второй половины XIX в. В. Ауновского, "татары не потеряли своей народности", они "подчинились русским только политически, но не морально". [5] И не случайно в дореволюционной литературе неоднократно упоминалось о твёрдых религиозных убеждениях татар-мусульман, [6] правда, подчас несправедливо сводимых к фанатизму, [7] от которого, собственно говоря, не была свободна и православная церковь, считавшая, что православие - это средство привнесения "цивилизации" в "некультурную" жизнь "инородцев" России. [8] Если и было упорство со стороны татар-мусульман, то как адекватный ответ на миссионерскую деятельность православной церкви и государства

В представлениях татар-мусульман Симбирской губернии православие являлось многобожием (идолопоклонством). Также как и прочие мусульманские народы татары почитали христиан нечистыми за их образа и употребление свинины. [9] Например, про "икону Божьей матери" татары говорили православным чувашам, что они поклоняются "деревянным Богам и лопате". [10] Причём, такая ссылка татар-мусульман на деревянных богов православных христиан как свидетельство их многобожия не лишена оснований. В Среднем Поволжье с целью распространения христианства и вытеснения язычества духовенство, вопреки православным канонам, разрешало деревянную культовую скульптуру. [11] В 1871 г. восемнадцатилетний магометанин, работавший на фабрике Акчурина в с. Тереньга, выцарапал гвоздём глаза и лики святых, изображённых на иконе. Заставшим его свидетелям он объяснил свой поступок следующим образом: "Зачем он на меня так, больно прямо смотрит?", [12] видимо, полагая, что икона и есть бог. Такое объяснение и отношение к иконе напоминает известный факт, когда некоторые чуваши, веря в сверхъестественные свойства вещей, во время поста поворачивали икону изображением в угол стены, с тем чтобы обитавший в ней бог, не увидел, как чуваш, нарушая пост, ест скоромную пищу. [13] Во время конфессионального конфликта, произошедшего в 1897 г. на мосту у д. Новые Тимерсяны, татары-мусульмане кричали православным чувашам, что они крест через деревню не пропустят, разобьют их бога (изображение на кресте) и кинут в овраг. [14] В с. Ундоры во время несения иконы в 1868 г. один магометанин как-то заметил: "А что тяжёл ли русский Бог?", [15] подразумевая, что икона и есть бог православных христиан. Следуя положениям Корана [16] татары-мусульмане усматривали отступление христиан от монотеизма, и соответственно, их многобожие в том, что у них "Бог живёт не один, а целой семьёй", у которого "есть хозяйка Мардям, имеется сын Айся, которого Бог родил вместе со своей хозяйкой ...". [17]

К православной вере у татар-мусульман в целом было неоднозначное отношение. В одной из газетных заметок корреспондент "Симбирских губернских ведомостей" М.В. Арнольдов писал о своей беседе с русским мужичком, который ему рассказал следующее: "У меня есть знакомый цимбаевский татарин, так он своей верой брезгует. Какая, говорит, у нас вера; у нас рай с бабами, какой же этот рай с бабами; с бабами известно один грех; вот ваша вера крестьянская так вера. Он и по-русски знает. Я, говорит, все ваши божественные книги читал. Раз он что сделал. Едем мы мимо церкви в Коровке; в то время церковь строилась, так он... 6 рублей серебром, да в кружку и положил...". [18] В начале ХХ в. православные священники Симбирской губернии отмечали, что в большинстве селений Симбирского и Буинского уездов, а также в деревнях Сызранского, Ардатовского, Карсунского, Курмышского уездов татары-мусульмане жили с православными в мире и согласии, а к вере их относились равнодушно. [19] Конфликты возникали в результате попыток некоторых православных священников "поговорить" с татарами на религиозные темы. При этом татары-мусульмане либо отказывались от подобных бесед, либо очень неохотно вступали в разговор, формально соглашаясь с доводами священника. [20] Но иногда, как писал священнослужитель с. Шемалаково Буинского уезда: "Они сильно озлобляются, поднимают шум и неминуема драка, если не прекратить разговор о вере". [21] И это понятно, ведь ислам являлся частью этнической идентификации татар, "развивавшейся под влиянием мотивов противостояния религиозному давлению". [22] Поэтому любые столкновения на конфессиональной почве затрагивали не только, собственно, религиозные, но и национальные чувства. И как следствие этого в повседневном общении нарушалась существовавшая терпимость, что порой не могло не сказываться на бытовых отношениях православных и мусульман. Об этом свидетельствуют следующие примеры.

В 1890 г. на одной из фабрик Симбирской губернии между двумя рабочими произошла рядовая ссора. К. Хисаметдинов взял без разрешения хозяина А. Учурина "подъём" [23] для смазки телеги. Слово за слово и взаимные упрёки перешли границу обыкновенной ругани. [24] Как утверждал магометанин, православный назвал его "некрещёной собакой", [25] за что в ответ был поименован "антихристом". А. Учурин обиделся и стал доказывать, что он не "антихрист", так как носит крест и пояс. На это К. Хисаметдинов ответил нецензурной бранью, [26] и в ходе судебного разбирательства был признан виновным в кощунстве и подвергнут аресту при полиции на семь дней. [27]

В упоминавшейся выше д. Новые Тимерсяны 9 мая 1897 г. должна была состояться пятничная служба. В тот же день православные чуваши (50 человек) с песнопениями несли крест из города Симбирска в д. Нижние Тимерсяны для водружения на приходскую церковь. Их путь пролегал через названную татарскую деревню. Заслышав приближение крёстного хода из селения выбежали татары (50 человек) и преградили дорогу через мост. Собравшиеся магометане кричали, что не пропустят крест через деревню, ругали православных и камнями прогнали в поле от дороги. Спустя некоторое время по разным данным численность татар у моста выросла до 200 человек, а к православным чувашам прибавилось народу из соседних селений до 500 человек. Прибывшие на место происшествия из Новых Тимерсян сельский староста и сотник (оба татарина) разогнали толпу негодующих магометан и предложили чувашам пройти через деревню с крестом, но те побоялись. Только с приходом полицейского урядника всё разрешилось благополучно. Татары стояли на улицах деревни, а православные чуваши вместе с урядником прошли через селение без молитв и песнопений. При этом крест был приспущен и обёрнут холстом. [28] По факту произошедшего конфессионального конфликта было проведено судебное разбирательство, по итогам которого пятерых магометан признали виновными в богохульстве по 180 ст. Уложения о наказаниях с заключением в тюрьму на 4 месяца. [29]

Во второй половине XIX - начале ХХ века со стороны некоторых татар-мусульман Симбирской губернии совершались акты "богохуления и кощунства" в отношении официальных устоев и догматов православной церкви. [30] Считается, что такие поступки были вызваны враждебным отношением церкви к исламу. [31] В судебных фондах Ульяновского областного архива дела о подобных деяниях немногочисленны. Всего за данный период было выявлено 12 уголовных дел. Из архивных материалов видно, что иногда встречались явные "насмешки над обрядами православной церкви" (из приговора суда). [32] В некоторых случаях татары-мусульмане ругали православие, будучи в нетрезвом виде и юношеском возрасте. [33] В ряде дел обвинения и вовсе не подтверждались, и подсудимые оправдывались. [34] Сами власти, если и признавали татар виновными, то не рассматривали эти преступления как акты сознательного нагнетания конфессиональной нетерпимости. Обычно суды ограничивались следующей формулировкой в оценке этих поступков: "без намерения оказать неуважение к православной вере, а по неразумению и невежеству". [35]

Тем не менее законы Российской империи строго защищали православную веру от подобных посягательств, а хулители её устоев и догматов преследовались как уголовные преступники. [36] При этом всем нехристианским конфессиям отказывалось в правовой защите в случае таких же преступлений со стороны христиан. В 1863 г. симбирский окружной прокурор, рассматривая обстоятельства кражи, совершённой в православной церкви местным магометанином, пришёл к выводу, что "закон неодинаково справедлив ко всем подданным Империи". Если "закон охраняет храмы и находящиеся в них предметы христианского вероисповедания, то почему он [спрашивал прокурор] оставляет без внимания мечети магометан, хурулы буддийцев, синагоги евреев и капища язычников?". [37] В указе от 17 декабря 1864 г. сенат разъяснил прокурору, что законодательство империи покровительствует тем конфессиям, которые "близки по духу вероучения к господствующей в государстве религии, и лишает своего покровительства те религии, учения которых стоят в совершенном противоречии с учением христианским". [38]

В заключение можно подвести следующие итоги. В целом христиане воспринимались татарами-мусульманами как неверные (гяуры), а православие расценивалось как многобожие, идолопоклонство. Однако уровень конфликтности в повседневной жизни между мусульманами и православными оставался крайне низким. В общем-то татары-мусульмане равнодушно относились к православной вере и с православным населением жили в мире и согласии. Происходившие иногда конфессиональные конфликты вызывались нетактичным отношением к национально-религиозным чувствам друг друга. Особую неприязнь мусульман вызывали миссионерские попытки отдельных православных священников "поговорить" с ними о вере. В этом мусульмане видели угрозу своим национальным и религиозным чувствам. Ответом на своеобразное противоборство и, пожалуй, враждебное отношение православной церкви к исламу были богохульства и кощунства некоторых татар-мусульман в отношении догматов и обрядов православной церкви. Бытовавшие в их среде негативные конфессиональные представления о православной вере и её адептов редко воплощались в повседневной жизни.

_____________

ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Малов Е.А. Из дневника миссионера // Идель, 1993, № 6, с. 39.
[2] Чичерина С.В. У приволжских инородцев. Путевые заметки. - СПб, 1905, с. 352.
[3] Там же, с. 175.
[4] Фукс К. Казанские татары в статистическом и этнографическом отношениях. - Казань, 1844, с. 14.
[5] Ауновский В. инородческие населённые места Симбирской губернии // Симбирский сборник. - Симбирск, 1870. - Т. II. - С. 156.
[6] Список населённых мест Симбирской губернии. - СПб, 1863, с. 32.
[7] Россия. Полное географическое описание нашего отечества. - СПб, 1901. - Т. 6. - С. 165-166.
[8] Ауновский В. Инородческие населённые места Симбирской губернии // Симбирский сборник. - Симбирск, 1870. - Т. II. - С. 156; Николаев Г.А. Многонациональное крестьянство Среднего Поволжья конца XIX - начала XX вв. в дореволюционной исторической литературе // Исследования по истории дореволюционной Чувашии. - Чебоксары, 1989, с. 115; Батунский М.А. Православие и ислам, проблемы модернизации в России на рубеже XIX-XX в. // Общественные науки и современность, 1996, № 2, с. 32.
[9] Керимов Г.М. Шариат и его социальная сущность. - М., 1978, с. 131; Фукс К., указ. соч., с. 139.
[10] Чичерина С.В. У приволжских инородцев. Путевые заметки. - СПб., 1905, с. 144.
[11] Шатукова Л.Г. Историческая трансформация культа икон в процессе христианизации народов Среднего Поволжья // История христианизации народов Среднего Поволжья. Критические суждения и оценка. Межвузовский сборник научных трудов. - Чебоксары, 1989, с. 74.
[12] ГАУО (Государственный архив Ульяновской области), ф. 1, оп. 53, ед. хр. 3, л. 3-4 об.
[13] Трупчинский А.В. Среднее Поволжье. - М., 1908, с. 52.
[14] ГАУО, ф. 1, оп. 79, ед. хр. 3, л. 1 об.
[15] Там же, ф. 340, оп. 9, ед. хр. 2, л. 23 об.
[16] Коран. Пер. с араб Акад. Л.Ю. Крачковского. - М., 1990, с. 100, 111, 116 (сура 4 аят 169; сура 5, аяты 76-79, 116).
[17] Чичерина С.В. У приволжских инородцев. Путевые заметки. - СПб., 1905, с. 144.
[18] Арнольдов М.В. Путевые заметки по Симбирской губернии // Симбирские губернские ведомости, 1868, № 42.
[19] ГАУО, ф.134, оп. 7, ед. хр. 839, л. 6 об., 8, 19, 52, 57, 60-60 об., 68-68 об., 75, 78-79, 84.
[20] Там же, л. 33-33 об., 46-46 об., 54.
[21] Там же, л. 38.
[22] Михайлова С.М., Коршунова О.Н. Традиции взаимовлияния культур народов Поволжья. - Казань, 1997, с. 14, 26, 35.
[23] В источнике не раскрывается значение этого слова, но по смыслу текста можно допустить, что имеется в виду домкрат.
[24] ГАУО, ф. 1, оп. 72, ед. хр. 3, л. 2, 5 об., 6-7.
[25] По шариату собака наряду со свиньёй считается такой же нечистой, как и неверные. Малейшее соприкосновение с этим животным требует омовения, и в одежде, которой касалась собака, запрещается совершать молитву. Назвать мусульманина собакой, значит нанести ему тяжкое оскорбление (Керимов Г.М. Шариат и его социальная сущность. - М., 1978, с. 131, 208).
[26] ГАУО, ф.134, оп. 7, ед. хр. 839, л. 2-2 об., 5 об., 6 об., 11, 22-22 об.
[27] Там же, л. 45.
[28] Там же, ф. 1, оп. 79, ед. хр. 3, л. 1-10 об., 18-20 об., 22-24 об., 51-52 об.
[29] Там же, л. 97-97 об., 101-101 об.
[30] Там же, ф. 134, оп. 7, ед. хр. 839, л. 32, 35, 46; ф. 1, ед. хр. 76, ед. хр. 5, л. 5-7, 11 об., 18 об. - 19 об., 22-24, 86; оп. 90, ед. хр. 5, л. 2-2 об., 8-9, 31-34, 61, 65-68, 70 об. - 73; оп. 53, ед. хр. 3, л. 1, 3-4 об., 30-40; ф. 108, оп. 40, ед. хр. 764; оп. 41, ед. хр. 893, л. 3, 5 об., 7; оп. 42, ед. хр. 943, л. 7-8; ф. 340, оп. 4, ед. хр. 100, л. 29 об. - 30, 3 об. - 4, 35-37, 10-10 об.; оп. 9, ед. хр. 2, л. 6, 9, 23-25 об.; оп. 7, ед. хр. 2, л. 28-31, 10 об. - 11.
[31] Михайлова С.М., Коршунова О.Н. Традиции взаимовлияния культур народов Поволжья. - Казань, 1997, с. 33-34. Загидуллин И.К. К вопросу отношения православной церкви к исламу в Среднем Поволжье // Исламо-христианское пограничье: итоги и перспективы изучения. - Казань, 1996, с. 131-136.
[32] ГАУО, ф. 1, оп. 76, ед. хр. 5.
[33] Там же, ф. 108, оп. 41, ед. хр. 893; оп. 42, ед. хр. 943; ф. 340, оп. 7, ед. хр. 2.
[34] Там же, ф. 111, оп. 40, ед. хр. 2, л. 19 об.; оп. 65, ед. хр. 1, л. 45-46, 51; оп. 75, ед. хр. 3.
[35] Там же, ф. 1, оп. 53, ед. хр. 3, л. 30.
[36] Там же, ф. 340, оп. 7, ед. хр. 2, л. 23-23 об.
[37] Там же, оп. 4, ед. хр. 100, л. 15.
[38] Там же, л. 29-29 об. Только в начале ХХ в. по Высочайшему указу от 21.02.1913 г. лица, обвинённые в хулении православной веры, стали освобождаться от суда и наказания (ф. 108, оп. 40, ед. хр. 764, л. 22 об.; оп. 42, ед. хр. 943, л. 7-8).