ОСОБЕННОСТИ АДАПТАЦИИ ЧУВАШ В УСЛОВИЯХ
РУССКОГО ГОРОДА
(НА ПРИМЕРЕ СИМБИРСКА XIX - НАЧАЛА XX ВЕКА)
|
Начиная с Т.Г. Масленицкого, описавшего в конце XVIII века национальный состав Симбирского наместничества , вплоть до 60-х годов XIX века авторы статистических описаний утверждают, что чуваши живут исключительно в деревне. По этой причине при переселении в город представители чуваш не только сталкивались с новой этнической обстановкой, но и должны были адаптироваться к неизвестной им ранее городской культуре. В симбирском фольклоре чуваши выступают как приезжие колдуны. Это положение их в русском городе подтверждается и путевыми заметками Александры Фукс 1840-х годов , описавшей встречи с чувашскими колдунами (иомся), вызванными ею из села в город Новинск. Среди чувашского населения села Каргина Карсунского уезда, по сведениям И.Н. Юркина, существовало поверие о том, что земля, на которой стоит Симбирск принадлежала раньше одному из жителей деревни, Карабаю Кастрову, получившему ее за службу в поместье, но чуваши оставили эту землю, так как "им здесь со стороны русских людей мирного житья не иметь". Таким образом, чуваши сознательно изначально дистанцировались от городской культуры, что отмечено и в других поволжских районах. Однако, те из чуваш, кто бывал в уездных или губернских городах (Нижний Новгород, Петербург, Казань), считались образованейшими среди прочих. Кроме колдунов, по данным А. Фукс, в городе бывали дворовые со своими помещиками, крестьяне на ярмарках и солдаты (последние несли с собой в село русскую культуру). Постоянными жителями города становятся изначально не крестьяне, а выходцы из крестьян, получившие образование и должность служащего в уездных и губернских учреждениях. Такова судьба Ивана Яковлевича Яковлева. Он - выходец из крестьян деревни Кошки-Новотимбаево Буинского уезда Симбирской губернии. Выучившись, он получил должность землемера и решил поступить в Симбирскую гимназию. К чувашам этого же круга можно отнести И.Н. Юркина, крестьянина деревни Бюрганы Буинского уезда, известного в свое время краеведа, этнографа и литератора. И.В. Яковлев с 1867 года был учащимся гимназии. Во время поездок в село он начал агитировать соплеменников отправиться вместе с ним в город. Юноши, приехавшие к Яковлеву, жили на его квартире и получали образование за его счет. И.Я.Яковлев создает в Симбирске школу для обучения чуваш. В 1868-1871 годы школа существовала в частном порядке, а с 1871 года ее стал содержать город. Чуваши приходили к И.Я. Яковлеву пешком молодыми и без средств к существованию. "Рекеев пришел без денег, с убогим богажем, состоявшем из одежды, бывшей на нем, и небольшого запаса белья...". "Иван Яковлевич [Зайцев - С.П.] - сын батрака. С 8 до 13 лет пас гусей. Страстно хотелось ему учиться и он бежал потихоньку от отца из дома, чтобы поступить в школу. Два дня пробирался до Симбирска и хотя опоздал к началу занятий, но все же поступил в школу". А.В. Васильева о своем пути в город пишет: "Дала мне [мать - С.П.] на смену отцовую ситцевую рубашку, пару новых лаптей, 10 копеек денег, в карман положила ломоть хлеба". В городе имелось и чувашское население, не связанное со школой И.Я. Яковлева. "Припоминаю воспитанника Симбирской чувашской школы чуваша Павла Миронова, поступившего в школу после того, как я нашел его в Симбирске неграмотного, заброшенного, с паршами на голове". Перепись 1897 года дает следующие точные сведения о чувашском населениии Симбирска. Чувашей оказалось 229 мужского пола и 74 женского, всего - 303 человека. Все они были православными. Из них с школой Яковлева были связаны 109 юношей и мужчин и 57 девочек и женщин, то есть 166 человек, половина всего чувашского населения. Из оставшихся за рамками школы было 120 мужчин (холостых - около 40, женатых - около 70, вдовцов - 5 ) и 17 женщин (восемь незамужних и восемь замужних, вдовых - одна). Возраст учеников школы составлял от 10 до 20 лет. Остальные чуваши достигли возраста: 20-29 лет - 63 человека, 30-39 лет - 29 человек, старше 40 лет - 25 человек, старше 50 лет - 8. Младенцев было всего две девочки, детей до девяти лет было 12. Данные переписи показывают, что среди мещан был всего один чуваш, шесть мужчин относились к духовенству (восемь женщин из их семей), но подавляющее большинство чувашского населения города - крестьяне (282 человека). К дворянству и почетным гражданам относились шесть человек. Доля чуваш в городском населении составляла 0,73%, что не соответствует доле чуваш в губернии (10,3%). В посемейных списках мещан очень трудно выделить чуваш, так как их имена по крещению не отличаются от русских. Возможно, что к чувашам-мещанам относятся причисленные в общество мещан Симбирска друг за другом в 1869-1871 годах Давыд Зельманов, Биктяш Аксянов и Минька Сабитов. На эту мысль наталкивает то, что все трое - выходцы из тюркоязычного народа, их имена даны в уменьшительной форме, все они были обращены в православие из ислама или язычества, о чем указывают их имена "по крещению" (Николай Павлов, Василий Евгениев и Николай Александров). Имена их жен и детей православные без указания о смене вероисповедания (Просковья Константиновна, Феодосья Николаевна), что говорит о смешанном браке. Так как для татар смешанные браки не свойственны, а среди новокрещеных татар и татар-мусульман Симбирска упомянутые мещане или их родственники не числятся, то скорее всего речь идет о чувашах. Адаптация чувашей из интеллигенции в городе происходит как процесс восприятия культуры русского чиновничества и дворянства. И.Я. Яковлев пишет: "Надо заметить, что у меня в ту пору образование и воспитание были нераздельны с превратным представлением о барстве, чиновничестве". При крайней бедности и молодости чувашей они не воспроизводили материальную культуру своего народа, а пользовались теми благами, которые предоставлял им город. Городская культура составляла слишком большой контраст по отношению к деревенской чувашской. Так, И.Я. Яковлев пишет: "В первое время Рекеев все ронял посуду и разбивал ее по непривычке с ней обращаться... Много я возился с ним для того, чтобы приучить его как следует, осторожно, обращаться с лампами, посудой и другими принадлежностями барской обстановки". Показательный случай возвращения из города в родную деревню описывает чувашский просветитель: "К этому времени из числа вызванных мною из деревни чуваш Улюкин сбежал обратно в родную деревню, тоскуя по ней и не будучи в состоянии привыкнуть к жизни в большом городе... Все ему в Симбирске не нравилось...". Главным, что тянуло Улюкина в родную деревню, был лес. Среди чувашей-язычников поклонение лесу, находившемуся рядом с деревней, было обычным явлением. Другой язычник, Болбулат, по воспоминаниям В.А. Калашникова также сбежал домой в село Казанской губернии. Отношение к чувашам со стороны городского населения было неодинаковым. И.Я. Яковлев пишет, что само название чуваш было ругательным, но его пытались сделать еще более оскорбительным, переделывая на "чухонцев". "Бывало татарин (да и русский), проезжая по городу, норовит ударить чуваша кнутом, оскорбить, осмеять его". Такое отношение отмечается во всех сословиях Симбирска. С другой стороны И.Я. Яковлев и его подопечные поддерживались русским купечеством, интеллигенцией и простыми горожанами. Какие же особенности отличали "чувашскую общину" в Симбирске (так называли горожане Симбирскую чувашскую школу). Школа была интернатом, то есть дети постянно жили здесь, разъезжаясь летом на каникулы. И.Я. Яковлев жил в том же доме, где находилась школа. Такая форма общины соотносится с обычаем чуваш воспитывать мальчиков из чужих семей. Этот обычай для И.Я. Яковлева имел особое значение, так как сам он был приемным сыном. Его жена также воспитывалась в чужой семье. Этот факт сыграл важную роль в решении Ивана Яковлевича собирать в городе и воспитывать чувашских юношей и, позже, девушек. Он как бы воспитывал их в своей семье. Многие из воспитанников доводились друг другу действительными братьями. В.А. Калашников пишет: "В общем школа представляла большую деревенскую семью, поселившуюся временно на городской квартире: и тесновато, и грязновато, и бесформенно. Но недостаточность средств школы, а главное нежелание Ивана Яковлевича приучать своих воспитанников к заметным переменам в жизненной обстановке против деревни заставляло со всем этим мириться". Воспитанник школы З.Т. Трофимов пишет о более позднем периоде: "Школа наша представляла из себя большую семью, во главе которой стоял Иван Яковлевич Яковлев. Они, как старшие сестры в семье, учили младших ухаживать за собой, учили дежурить в спальнях, в умывальной комнате, водили в баню, знакомили с достопримечательностями Симбирска". Симбирская чувашская школа стала явлением культуры для всего этого народа, а не только для города. Помимо учеников школы и ее учителей, в город приезжали их родители, бывшие ученики и простые крестьяне. "К Ивану Яковлевичу приходили чуваши - крестьяне из деревень с просьбой помочь им советами... Обращались к Ивану Яковлевичу и по другим вопросам. Крестьяне, приезжавшие в Симбирск на лошадях, заезжали в Чувашскую школу на ночевку". "Они останавливались со своими розвальнями или телегами на большом школьном дворе". Крестьяне приходили к И.Я. Яковлеву с просьбами открыть у них в селе школы, привозили своих детей учиться. Часто можно было видеть его в окружении толпы крестьян-чуваш. Популярность этого центра просвещения росла, поэтому уже в 1870-х годах существовал конкурс при поступлении. Самым главным вопросом, с которым пришлось столкнуться в Симбирске И.Я. Яковлеву, был вопрос о чувашской этнической самоидентификации. Деревенские чуваши, хотя и были православными, но придерживались языческих обычаев. Язычество ставило их на более низкий уровень по отношению к татарам и русским, исповедовавшим мировые теистичесике религии. В "Симбирских епархиальных ведомостях" за 1897 год делается обзор этно-конфессиональных групп губернии: "Вопрос о народности стоит в тесной связи с вопросом о вероисповедании...". Автор пишет, что чуваши, делятся на две группировки по своему вероисповеданию: магометане и христиане. Первые "тщательно скрывают свою народность", а вторые "никогда и ни в каком случае не скрывали и не скрывают, что они именно чуваши". В "Симбирских губернских ведомостях" за 1867 год М.В. Арнольдов фиксирует интересную картину относительно чуваш: "Эта боязнь соседства русских имела и до сих пор конечно имеет большое значение в деле обрусения чуваш. Чуваши положительно можно сказать не поддаются русскому влиянию. Они скорее подчиняются влиянию татар, чем русских... Причина этого лежит конечно в племенном их сходстве с татарами и сходстве языка". И.Я.Яковлев пишет по этому вопросу следующее: "Зато огромное давление в религиозном отношении испытывали на себе чуваши со стороны фанатического, сплоченного, более энергичного, чем они, вдохновляемого опытными муллами, татарского населения, знавшего притом чувашский язык и представлявшего чувашам, в свою очередь, знание языка татарского". Перед И.Я. Яковлевым стоял сложный выбор религиозного пути для чуваш. К исламу он относился в этом плане отрицательно, считая его вредным в деле этнической самоидентификации своего народа. Он всячески противопоставляет чуваш и татар. Например, он отмечает, что татары не берут на воспитание чужих детей, а этот принцип был заложен в основу его школы. Он отмечает также, что татары бреют волосы, а для чуваш это является постыдным. Язычество И.Я. Яковлев терпел, но всячески дистанцировался от него, дабы не навлечь новых упреков в сторону школы. Среди учеников были язычники (Болбулат, Тимерясов из Казанской губернии), поэтому недоброжелатели характеризовали школу как "рассадник чувашских божков и богинь". Учитель чуваш понимал, что христианизация проходила насильственно и язычество составляло основу чувашской культуры, поэтому нельзя было насаждать православие ускоренными темпами. Снисходителен И.Я. Яковлев и к чувашам, придерживающимся раскола, считая его менее опасным, нежели распространение ислама. С раскольниками он вел долгие беседы, не принимая методов епархии по борьбе с сектантством. Интересно, что среди возможных вариантов религиозного выбора был и иудаизм. И.Я. Яковлев разделял теорию, встречающуюся еще в переписке супругов Фукс, что предками чуваш были хазары-иудеи. Он находил много сходного в обычаях чуваш и иудеев, особенно тюркоязычных караимов. В воспоминаниях он отмечает, что среди венгров много иудеев, не потерявших венгерской идентичности. Но при организации Симбирской чувашской школы религиозный выбор пал на православие, так как сам И.Я. Яковлев был православным, большинство населения города было православным, а прототипом заведения стала Крещено-татарская школа в Казани. К распространению православия среди чувашей власти и церковь относились как к "обрусению". "Эта школа есть закрытое заведение и имеет своей целью [подготовку] в русском и христианском религиозно-нравственном духе учителей для начальных училищ крещеных и не крещеных чуваш Казанского учебного округа". Иных задач не ставилось, поэтому И.Я. Яковлеву пришлось изначально скрывать свои истинные намерения и выдавать школу за рассадник русской культуры среди "темных" чувашей, не оставляя места для чувашских традиций. Главным условием со стороны городских властей, как и в случае с татарской школой, было изучение русского языка. Чуваши очень трудно воспринимали русский язык, и до конца дней большинство говорило с акцентом. Г.И. Комиссаров, учившийся в конце XIX века в школе пишет: "Ивану Яковлевичу приходилось оберегать свою школу и себя самого от поводов к обвинению в сепаратизме, в "чувашском патриотизме"". В.А. Калашников, отмечает, что, работая в школе, он не был знаком с чувашскими обычаями. Ему довелось наблюдать их лишь некоторое время спустя в деревне. Бывший ученик Д.В. Филимонов (учился в конце 1870-х годов) пишет: "В наше время ни в коем случае нельзя было петь чувашские национальные песни". Вместо чувашских песен воспитанники в хоре пели духовную музыку, благодаря чему приобрели в городе репутацию глубоко верующих. Народные игры были заменены на городские развлечения, о чем пишет Е.Д. Долгова: "На зимних каникулах (с 7 по 20 января н.с.) устраивались для воспитанников и воспитанниц совместные вечера, на которых выступали декламаторы, смешаный хор, женский хор, дуэты, а также играли на скрипках. В конце вечера были игры и танцы, в которых принимали участие и некоторые преподаватели". В.А. Калашников пишет, что симбирская публика высказывала недоумение тем, "почему Иван Яковлевич не стремиться к слиянию чувашской народности с русской"? Истинной целью И.Я. Яковлева было приобщение чуваш через русскую культуру к общеевропейской культуре, а не растворение чувашей в русском этносе. Тот же Калашников выдает за тайну следующую мысль своего учителя и соратника: "Между прочим, он говорил, что подражание чуваш русским не есть еще просвещение их". Сам И.Я. Яковлев писал, что русский язык нужно изучать вместе с чувашским, а не вместо него. Главной задачей его было уберечь свой народ от вымирания, поэтому и была выбрана та религия, которая сама по себе позволяла сохранению этнической идентичности. Ученики и соратники И.Я. Яковлева проделали огромную работу по созданию чувашской письменности и переводу книг на чувашский язык. Он мечтал об особом церковном иерархе для чуваш, от чего его отговаривал Н.И. Ильминский, опасаясь нападок. Если татары и другие народы имели свое общество в Симбирске, то у чувашей официальной организации не было и быть не могло по причине негативного к нему отношения, поэтому еще Иван Яковлевич мечтал об "особом Чувашском обществе". Наконец, при школе была создана церковь сошествия Святого Духа. Посвящение это символизировало дар апостолам проповедовать христианство на разных языках. И.Я. Яковлев, тем самым, отводил себе роль то апостола чуваш, то чувашского Ломоносова, верившего в просвещение своего народа. Жители же города, как мы узнаем об этом из слов извозчиков, называли его с уважением "чувашским богом", что отражает языческое в своей основе отношение чуваш к своему учителю. Обожествление людей известно среди чувашей-язычников Буинского уезда. Противниками такого положения была церковь. Симбирский архиепископ Никандр даже использовал для травли Симбирской чувашской школы И.Н. Яштайкина, чуваша по национальности, который "воспитывался в церковно-приходской школе Курмышского уезда Симбирской губернии, откуда по распоряжению Никандра был переведен в Симбирскую духовную семинарию". Против "чувашского сепаратизма" выступали и монархисты, которые в 1903 году даже добились упразнения должности, которую занимал И.Я. Яковлев. С другой стороны за религиозный консерватизм на школу нападали либералы и революционеры из числа купцов, журналистов и бывших воспитанников школы. Но школа прочно заняла ту низшу, которую уготовил ей ее создатель. Лишь после первой русской революции произошло изменение отношения со стороны властей, церкви и общественности к развитию чувашской национальной культуры в Симбирской школе. У.Д. Шумилова в своих воспоминаниях говорит о проишедшем перевороте, касаясь вопроса исполнения чувашских песен школьным хором. Ученики школы хорошо знали строки, написанные французским географом Элизе Рекию: "Песни чуваш проникнуты тихой грустью, как народа умирающего". У.Д. Шумилова называет песни чувашских девушек "овражными песнями", объясняя это такими словами: "Над чувашским языком тогда издевались, над чувашской песней смеялись. Поэтому перед чужими народами стыдились петь громко и открыто. В чувашских деревнях разве ночью можно было услышать вдоль оврагов печальные песни справляющих праздник девушек". Она описывает случай, когда И.Я. Яковлев, услышав однажды чувашские песни, остановил повозку и долго слушал поющих, плача от того, что давно не слышал этих песен. Долгое время он не решался позволить хору петь народные песни, и лишь к 1909 году "овражная песня начала звенеть всюду". Собирание и обработка фольклора вылилась в публичные концерты перед высшим светом, на которых исполнялись чувашские песни, например, "Плач невесты". Одна из учениц начала XX века уже легко могла написать: "В Симбирской школе мы заново узнали, полюбили наши чувашские песни. В обработке они входили в программу нашего хора". Таким образом, адаптация чуваш в условиях крупного
города происходила на протяжении полувекового пореформенного периода и
не завершилась созданием общинной организации, подобной "обществам"
евреев-иудаистов, татар-мусульман, лютеран (преимущественно немцев) и
католиков (с преобладанием поляков). Этому препятствовали как незначительное
число чувашских семей в городе, так и политика православной церкви, усматривающей
в общинной организации православных чуваш признаки сектанства. Школа И.Я.
Яковлева стала своеобразной формой организации городской этнической общины.
Деятельность школы оказала огромное влияние на формирование социальной
культуры, в том числе и на семейно-общинную организацию чуваш. Примечания и ссылки: Масленицкий Т.Г. Топографическое описание Симбирского
наместничества, 1785 год / Машинописная копия с рукописи // ГАУО, инв.
№ 7141.; Симбирские губернские ведомости. - 1863. - № 43; Материалы для
географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба.
Симбирская губерния./ Составил Генерального штаба полковник Липинский.
- Ч.I - СПб, 1868. - С. 255. |